О дварфах и убежищах, часть первая

Зима. Зима никогда не меняется. Взращенные в камне, мы никогда не знали ее хватки, мы не были к ней готовы - но все равно мы шли к своей призрачной цели, шли несмотря ни на что. Мы делали это не потому, что были религиозными фанатиками или беженцами, жадными до власти ублюдками или покорителями новых горизонтов - нет, дело было в другом: у нас просто не было другого выбора. Год и два месяца назад наш дом сгорел в зареве Огненного Толстошлемника. Те, кто не мог или не хотел уходить, сейчас медленно умирали где-то в пустых, кишащих неведомой дрянью залах, умирали мучительно и погано, теряя волосы, покрываясь волдырями, становясь слабее и апатичнее с каждой минутой.

Я не виню их. Наше бегство по холодной бесплодной пустыне, в которую превратился мир, было еще более болезненным способом умереть. Однако, несмотря на изначальную бесцельность, путешествие подошло к концу. Мы бы шли дальше, теряя друзей и завистников, страдая от голода, холода и костяных шатунов, но мы истощены. У нас не осталось еды и питья, не осталось болтов и теплой одежды, почти не осталось животных и надежд. В конце концов, мы решили, что это место так же хорошо, как и любое другое, не являющееся домом: снег здесь не светится по ночам, и странные страшные звери не скребутся на грани слышимости, стоит тебе задремать. Те из нас, кто был в состоянии говорить, собрались на совет, и решение было принято быстро. Мы остаемся.

Стартовые условия:

50 дварфов. 2 топора. 5 кирок. 2 летучие мыши вместо котов. Без мигрантов. Экстремально холодный (-700) и пустой мир.

Сборка:

Кое-какие фиксы из Modest Mod, DDD с добавлением их в мир при генерации (сам использую только мышей), Mayday тайлсетом.

I. Сезон потерь.

Я не знаю, кому первому пришла в голову идея замуровать вход - наверное, она витала в воздухе с самого нашего прибытия. Отчаянная попытка отгородиться от страха и холода. Когда последний камень был уложен неумелыми руками, это выглядело эпитафией, входом в братскую гробницу.

Логен каким-то образом она собрала в одном месте кирки и уговорила полумертвых от голода дварфов копать. В глазах у шахтеров зияла апатия, а черепа стремились прорвать тонкую пленку больной кожи, но, тем не менее, гробница начала расширяться. Логен хотела, чтобы мы как можно скорее добрались до пещер. Это было глупо - дома в пещерах расплодилось еще больше дряни, чем в залах - но никто не спорил. Никто не хотел спорить.

Кирки стучали. Жажда и голод подбирались все ближе. Конец был близок, неминуем и желанен. Оставшиеся животные, загнанные кем-то внутрь, истошно мычали и лягались. Кого-то ранило, и его кровь растеклась по красному песку. Мне очень хотелось пить и я смотрел на этот песок с жаждой - думаю, как и все остальные.

Что я почувствовал, когда все это кончилось? Когда запах далекой стоялой и холодной воды достиг моих ноздрей? Ничего. Но я поднял свое тело и побрел к источнику. Кажется, ближе к воде я сорвался на бег. Полумертвые, мы чуть было не затеяли драку во всеобщей толчее. Когда жажда была утолена и мысли немного прояснились, я смог услышать общий счастливый гомон и разобрать в нем командные выкрики Логен, знаменующие начало работы.

Вместе с десятком других истощенных до крайности дварфов меня отрядили на сбор местных растений. Пару крестьян покрепче сослали рубить лес. Жуя тайком сорванный толстошлемник , я зачарованно наблюдал, как Логен энергично носится по берегу пещерного озера и указывает, кричит, разъясняет, а дварфы молча и покорно слушают; как тащат камни и обрабатывают их в грубые горшки и мебель, как готовят простейший алтарь для разделки, как намечают временные кухню и пивоварню, как несколько дварфов стригут бороды на простейшие снасти... Проходящий мимо шахтер дал мне хорошего пинка. Это вывело меня из оцепенения.

Первый месяц внизу? О, это был хаос. Полнейший хаос. Мясник спал в обминку с быком, которого вел на убой. Лесоруб почти напоролся на собственный топор. Кто-то разделал тощего кролика, и за сырое мясо едва не завязалась драка, а фермеру, пытавшемуся посадить первый толстошлемник, открыто угрожали. Но, несмотря ни на что, работа кипела: намечались склады, обретали свое место кривые и страшноватые кровати, стулья, столы, какого-то беднягу сняли с заготовки растений и назначили мастером-арбалетчиком. Помню, он пытался было ходить за Логен и возражать, что не имеет ни малейшего понятия о том, как сделать из одного цельного бревна один цельных арбалет, но в основном у него выходило только жалобное мычание и хрипы, поэтому дварфийка просто отмахнулась.

Несмотря на хаос и безумие, велась начальная меблировка митинг холла, разметка еще каких-то складов, работа по коже - естественно, велась из рук вон плохо и беспорядочно. Логен тоже не помогала, и переназначения сыпались, как из рога изобилия. Так как рыбакам не удалось ничего поймать, они присоединились к собирателям растений, но уже через пару дней были переброшены на полировку стен, так как последний кустик был уже ободран. Шахтеры в спешке принялись копать переход на другую сторону озера и наткнулись на пропасть, в которую едва не свалился засыпающий на ходу каменщик, ищущий себе материал. Один из рыбаков, увильнувший от переназначения, увидел в озере черепаху. Поднялась суматоха, однако вскоре выяснилось, что черепаха недосягаема. Завязалась первая настоящая драка - ради бочонка свежей и дрянной браги. Кто-то громко спросил, собрали ли растения на небольшом холме близ места пробития, и выяснилось, что нет, не собрали, и три десятка крайне голодных дварфов бросились вытаптывать этот холмик, забыв о долге и поедая собранное прямо на месте. За несколько поздних весенних месяцев я успел побывать гравировщиком, рыбаком, сборщиком растений, дубильщиком, каменщиком. Удивительно, что я все еще жив - ведь мне даже довелось участвовать в строительстве проклятого моста.


Этот мост изначально выглядел вполне здравой идеей. Конечно, на другой берег можно было прокопать длинный и ненадежный переход из сети основных туннелей, но из-за долгих поисков пещер они и так уже были похожи на лабиринт, и автор проекта моста убеждал всех, что дварфы заблудятся.

Каменщиков набрали быстро - обещали усиленный паек. Правда, не обошлось без происшествий - тощий парень с выпученными глазами, только получивший назначение, сразу же сошел с ума. Пока бегали за Логен и Боунсом, выяснилось, что у него всего лишь муд. Кто-то сказал, что это доброе предзнаменование. Несколько отчаявшихся сборщиков семян, все еще бродивших по облысевшим берегам в поисках растений, собрались посмотреть на это. Один из них обещал позвать меня, когда все кончится.

Я не разделял общего оптимизма. Что нам этот артефакт? Остатки некогда великой цивилизации, мы прячемся тут, в грязи и голоде. Кто будет славить его? Осталось ли хотя бы одно разумное существо в этом пустом и бесплодном мире, которое не забилось сейчас в эту пещеру?..

Мы успели закрепить только первые опоры, как пришла весть о том, что мастер закончил работу. Словно в насмешку над всеми, он вскоре смастерил деревянную корону - точную копию адамантиновой короны королевы. С уходящими внутрь шипами.

Пока мы сооружали мост, голод достиг своего пика. Особо отчаявшиеся пробовали есть мох и маленькие светящиеся грибы. Я слышал, как некоторые рыбаки поговаривали о каннибализме. Это идея вызывала у меня отвращение и предвкушение; работать было тошно и голодно. Фермерам, несмотря на угрозы и тяжелые взгляды, удалось засеять часть будущего поля. Логен приказала перегонять все семена, кроме толстошлемника, в бисквиты и выпивку. Господи, как же я тосковал по крысам - сочным, мягким, большим крысам...


Урожай. Один из шахтеров подавился толстошлемником из-за распирающего его истерического хохота. Впрочем, урожая хватило только на неделю, и все равно было очень голодно. Наш доктор, Боунс, с каждым днем все больше соответствовал своему прозвищу. Впрочем, держался он бодро - как потом он мне объяснил, потому что не имел права держаться иначе.

Сразу после урожая на мосту произошел первый несчастный. Никто не знает, что пошло не так, и никто не узнает - архитектор моста и его помощник, бывший торговец, даже не кричали. Все, что от них осталось - это обрушенная секция пола и сплющенный кусочек ботинка. Ртов осталось 48. Помню, я отстраненно удивился тому, что я рад и опечален одновременно. Меньше ртов - больше еды. Меньше дварфов - меньше надежды. Логем кричала на всех целый день, словно это могло что-то изменить.

Утром одного летнего дня - кажется, где-то в районе - я вышел на поверхность. Дварфы до сих пор иногда собирались здесь, глядя на стену, отделявшую нас от пустоши снаружи. Сегодня, впрочем, за стенкой кто-то был. Я слышал тихий, мерный стук. Я прокричал оскорбление костяным шатунам. В ответ раздался почти неразличимый отчаянный вой. А потом чей-то крик, погашенный стеной до шепота. Там я их и нашел - покрытых снегом, жмущихся к стене в голоде и без надежды. Отставшие. Четыре дварфа. Самый старый из них, очевидно, лидер, пояснил, что они учуяли стенку.

Дварфы радовались. А я... я думал о том, что теперь ртов стало больше - впрочем, недолго. Очередной инцидент на мосту выровнял счет. 52 рта, потом 51. Логем снова кричала - наверное, второй раз в жизни. Она разнесла в пух и прах предыдущий план и наметила свой, более, по ее мнению, безопасный.

Снова ударил голод - черный, безысходный. Мы спасались от него кто как мог: кто-то уходил в работу, кто-то чесал языки весь день, стараясь не смотреть на собеседника как на кусок мяса. Логем принадлежала к первым. Опять переназначала работы, намечала новые поля, мастерские. Близ проклятого моста организовали склад камня и даже сделали к нему тележку. Помню, я подумал, что мне теперь не надо далеко ходить за смертью.


Зима. Урожай. Голод. Где-то внизу стучат кирки - шахтеры копают спальни по старому, проверенному временем чертежу. Один из отставших, тощий и жилистый дварф, дни напролет рассказывает истории. Мы слушаем, когда есть свободная минутка. Иногда удается забыть о голоде. Мне иногда снится это время, и я не могу понять, кошмар это или приятный сон.

Конец первой недели зимы, конец целой эпохи - чей-то крик о том, что черепаха выползла на берег. От добровольцев не было отбоя, но Логем отбирала самых сильных. В конце концов, сошлись на том, что 10 будет достаточно.

Десяток отощавших дварфов против черепахи. Сражение века. Переломы ног, рук и блевота. Одного из солдат от боли забирает слишком сильно, и он становится одержим.

Потрепав дварфов, черепаха отправляется на тот свет, забитая арбалетами из дерева, топорами, кулаками, ногами, зубами. Посмотреть на разделку собираются почти все. Предвкушение. Обед. Один из горе-вояк бросается на летучих мышей, не в силах вынести ожидания, но падает без сознания, и, вскоре умирает. 50 ртов. Начало осени.

Второй полумертвый рекрут по-прежнему пытается соорудить что-то в мастерской. Разделка затягивается. Труп унести некому. Многие, ополоумев от близости мяса, глодают панцирь. Затем самые быстрые и сильные хватают куски мяса. Тем, кто ждал дольше всего, ничего не достается. Рекрут заканчивает свою работу. Статуэтка одной из королев.

Теперь там нет ничего. Пустые залы. Разлагающиеся трупы. Призраки. Мы - призраки.

Первые тантрумы - от того самого рассказчика историй. Он быстро успокаивается, но вскоре начинает заново. Еще одна группа. Я был прав, проверяя стенки время от времени. Нового урожая впервые хватило почти всем.

Мясо. У них еще осталось мясо - какой-то загнанный ягненок. Старый дварф продолжает злиться, избивая всех, кто попадется ему под руку. Его одежда истрепалась. Он оброс волосами и фактически наг. По углам шепчутся о несчастном случае.

Впервые за долгое время все сыты. Еще фермы. Кто-то догадался прорыть небольшой тоннель по краю берега. Собираем.

Еще одна жертва черепахи - от жажды. Все были так заняты спорами и поеданием мха, что о нем просто забыли.

Есть еда. Нет одежды. Безысходность. Еще один сошел с ума. Голышом. Следом - второй. 55 ртов. 54.

Назад